Отправлено: 31.03.07 11:05. Заголовок: ГРАНИ//Замечательный поэт Дима Быков стоит в дерьме по уши и весело плескается в нем.

Поэт не дорожит Дима Быков пропиарил очередное издание, в котором будет работать - то ли шеф-редактором, то ли колумнистом. Называться оно будет "Русская жизнь". Главным в лавке станет публицист Дмитрий Ольшанский, прошедший непростой, но славный путь от "фошыста" в сгинувшем "Консерваторе" до лучшего, талантливейшего обличителя "гламурной кремляди" на страницах своего ЖЖ.


Реклама :




Раньше это были только слухи, волновавшие "узкий круг ограниченных людей" - столичную пишущую тусовку. Мол, главный оппозиционер страны, верный сподвижник В.В. Путина, спикер верхней палаты, лидер так называемой "Справедливой России" Сергей Миронов в год парламентских выборов затевает журнал неясного, как и вся его партия, содержания. Теперь слухи обросли мясом: имеются публикации в "Ведомостях" и в прикремленных интернет-газетах, с наездами на новейших оппозиционеров.

А вот уже и Быков написал. В гневном, насмешливом, истеричном, отважном стиле. Как умеет только он один. Сурово обличая путинский режим и отплясывая на костях режима прежнего, который он редко забывает лягнуть, когда ругает нынешний. За то и ценят.

Там много букв, в его тексте, нелегко осилить, однако вычленим главное. Дизайн еще не утвержден, макет не нарисован, список авторов под вопросом, но бабки уже в пути. То есть в той песочнице среди совков, где протекает наша парламентская жизнь, строгие воспитатели разрешили мальчику Сереже побороться с мальчиком Борей за переходящий кубок Главного Любителя Дяди Володи. Однако у Бори в руках буквально все рычаги, кастетики и заточки: федеральные телеканалы, центральные газеты, идущие вместе совсем маленькие путиноиды. А у Сережи ничего нет кроме таинственной верхней палаты, откуда его еще могут погнать, и выхухоли на знамени. Однако теперь будет. Свое собственное СМИ, своя журналистская команда, свой агитпроп.

Правда, это он сам так думает - в силу простодушия, которое большими буквами написано на его перманентно взволнованном лице. В действительности будет иначе. О чем и рассказывает ему Дима Быков в указанной статье.

Тут надо цитировать, заранее извиняясь за длину, стиль, мысли и выражение лица цитируемого.

"Да попробуй любой посредник или куратор, - пишет Дима, - зайти ко мне в кабинет или вызвать к себе на ковер, да попросить не упоминать того-то и того-то, а приласкать, допустим, сего-то и этого-то, - как духу моего не будет в этом издании, потому что, простите за нескромность, я могу себе это позволить. Я потому такой и многотомный, многожанровый и плодовитый, что в наше время иначе не проживешь... Приходится писать в разные места, и именно благодаря этой счастливой способности я могу легко отказаться от любого места, на котором надо хвалить Путина или облизывать Миронова... Но я, понимаете, могу себе позволить резко развернуться при одной только перспективе такого использования моего гордого имени... тем более что и жена зарабатывает. Я могу себе позволить не пилить бюджеты".

Собственно, вот по таким цитатам историки и будет узнавать правду о нашем времени. О том, как талантливые молодые люди, успевшие хлебнуть свободы и с детства вроде обученные понятиям чести, выживали в последующую эпоху. О том, как они мечтали подзаработать и не утратить уважения к себе. Послужить государству и не прослыть подонками. И рыбку съесть, и не сесть.

Не знаю как в будущих диссертациях у историков, а сегодня это выглядит необычайно смешно. До слез. До рвоты.

Живо представляю себе творческую атмосферу в этом издании. Заплеванные портреты выхухоли на стенах, путинские изображения среди окурков на затоптанном полу, робкие спонсоры с мешками денег, подкарауливающие у кабинетов неподкупных Творцов. Слышны крики: "Ноги моей здесь больше не будет! Чхал я на вашего Путина! И на Миронова! Я плодовитый, я многотомный, я многожанровый! Мешок оставь там, в углу, а сам вали отсюда и чтоб неделю не показывался! И стучать надо, кур-р-ратор, когда входишь с мешком, стучать!!"

Зависть берет, ей-богу. Здесь, у нас, в тесноте и обиде демшизоидной, существование призрачное. Был журнал "Новое время", а теперь на его месте "Зе нью таймс", и там, где на сайте наши старые архивы, свежеиспеченные эффективные дизайнеры свалили все тексты в кучу, отняв у них имена. Нас нет - нас и не было. Братская могила.

А у этих, на другом берегу, веселый, визгливый, заливистый смех и бесконечные фейерверки. Сегодня смеются над Мироновым, попиливая его бабло. Завтра придет черед очередной выхухоли - их у нас, спасибо ВВП, зачистившему политику до глянцевого идиотизма, пруд пруди. Как пишет тот же Дима, "у "Справедливой России" покамест нету внятной идеологии? Отлично, нарисуем - будем жить". А ну как не нарисуется? Ну тогда "благополучно бросим это дело и продолжим трудиться в тех нишах, которые уже заняты".

Это даже не цинизм. Это тоже своего рода отчаянье, невидимые миру грезы о кормушке, из которой не стыдно будет хлебать. Моление о нише. Так сказать, исторический оптимизм в современных условиях. Гордый взор динамщицы: денег возьму, а писать пойду в другое место. Тем более что жена зарабатывает.

Однако как быстро все случилось. Как скоренько, изящненько, элегантненько опустили целую страну, достигнув самых независимых золотистых перьев. Как незаметно. Добрый, порядочный, бесконечно талантливый мой давний приятель, замечательный поэт Дима Быков стоит в дерьме по уши и весело плескается в нем. Впрочем, сказал же другой поэт по схожему поводу: когда долго сидишь в нужнике, перестаешь замечать запах. Тяжко только тем, кто не утратил обоняния, но таких становится все меньше, и про них все сказано еще в начале первого срока.
Илья Мильштейн 30.03.2007 11:24

 Отправлено: 04.04.07 09:22. Заголовок: ПОЛИТ//Дмитрий Быков Мильштейн в шоколаде

Дмитрий Быков Мильштейн в шоколаде
Не успеешь радостно поприветствовать зашевелившихся сурковцев, как тебя начинают мочить с другой стороны, надежно подтверждая правильность избранного пути. Я еще до «ЖД» и даже до «Орфографии» заметил: только тот, по кому отстрелялись сначала патриоты, а потом либералы, получает в современной России стопроцентную верификацию своих действий. На этот раз в тяжелом весе выступил Илья Мильштейн, активист портала «Грани.Ру», мой давний приятель и коллега по журналу «Огонек», вот уж лет десять как проживающий в Германии в рамках искупления ее исторической вины.

Поцтреотическая общественность, переживающая как раз очередное весеннее обострение по случаю «ритуальных убийств в Красноярске», напрасно возбудилась: любимого национального развлечения «Еврейский погром силами полемизирующих евреев» предложено вам не будет.
Я Мильштейна знаю лет пятнадцать, выпил с ним в свое время очень много, доказывать свою благонамеренность либеральной общественности мне давно не обязательно – мы с этой либеральной общественностью все друг про друга понимаем.
Нас с нею (да кстати, и с Мильштейном) крепко развел еще 1993 год: я считал, что надо разделить с властью ответственность за танки, поскольку эти танки нас же и защищали. Либеральные персонажи кинулись доказывать граду и миру, что для них важнее всего белизна их личных одежд: мой друг Илья Мильштейн тогда немедленно написал мне открытое письмо, в котором интересовался, не боюсь ли я получить орден. Жалко, что письма тогда не напечатали. Интересный был бы политический документ. Мильштейн, впрочем, все равно прочел мне его по телефону, дабы я знал, сколько он есть принципиален. Электронной почты, как вы помните, еще не существовало.

Сегодня мне хочется лишь продемонстрировать на примере друга, которого я продолжаю любить и помнить, несколько наиболее устойчивых либеральных штампов, а также главную либеральную интенцию: чтобы здесь ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ БЫЛО. Мильштейн ведь чем хорош – помимо того, что обаятелен, остроумен, бескорыстен, принципиален и пр.? Он еще и чрезвычайно нагляден. За это достоинство вообще все можно простить.

Дело, как вы понимаете, крутится вокруг все той же «Русской жизни», ни одного номера которой никто еще в руках не держал, но один сетевой персонаж уже поспешил обозвать наше будущее издание «грязным подметным листком». Придется соответствовать, не подставлять же человека. Мое участие в проекте Илья оценивает следующим образом: «Однако как быстро все случилось. Как скоренько, изящненько, элегантненько опустили целую страну, достигнув самых независимых золотистых перьев. Как незаметно. Добрый, порядочный, бесконечно талантливый мой давний приятель, замечательный поэт Дима Быков стоит в дерьме по уши и весело плескается в нем. Впрочем, сказал же другой поэт по схожему поводу: когда долго сидишь в нужнике, перестаешь замечать запах. Тяжко только тем, кто не утратил обоняния, но таких становится все меньше, и про них все сказано еще в начале первого срока».

Это чрезвычайно сильный образ, достойный самого золотистого пера четвертой волны русской политической эмиграции. Если человека так растопырило, что он начисто забыл об этикете, – значит, ему действительно очень не хочется, чтобы в этом нужнике оставался хоть кто-то приличный. Тем более, что путь указан – следуйте за мной, господа! Зачем вам томиться в этом сортире, где единственное доступное вам занятие – плескаться в дерьме?!

Почему именно эта субстанция нарисовалась воображению моего друга, он посильно объясняет выше: «В той песочнице среди совков, где протекает наша парламентская жизнь, строгие воспитатели разрешили мальчику Сереже побороться с мальчиком Борей за переходящий кубок Главного Любителя Дяди Володи. Однако у Бори в руках буквально все рычаги, кастетики и заточки: федеральные телеканалы, центральные газеты, идущие вместе совсем маленькие путиноиды. А у Сережи ничего нет кроме таинственной верхней палаты, откуда его еще могут погнать, и выхухоли на знамени. Однако теперь будет. Свое собственное СМИ, своя журналистская команда, свой агитпроп».

А я, значит, помогаю спасать лицо Второму Главному Любителю Дяди Володи. Кстати, многие комментаторы предыдущей статьи на «Полит.Ру» («Нарисуем – будем жить») вполне дружелюбно предрекали мне, что мною воспользуются. Даже если я буду делать хорошее издание – что в современных условиях само по себе проблематично, – тем самым я буду добавлять очков «Справедливой России», а «Справедливая Россия» омерзительна, потому что это продукт Кремля. Правда, что у нас сейчас НЕ продукт Кремля – не уточняется.

Прелесть этого аргумента в том, что в России сегодня практически нет журналистов, которые были бы вдобавок собственниками своих СМИ. Любой, кто сотрудничает в «Коммерсанте», добавляет очков Алишеру Усманову. Правда, он не политическая партия – просто лояльный Кремлю человек... Но влияние президентской администрации на такое СМИ как «Эксперт» вы же не будете отрицать, я думаю?
В «Эксперте» теперь, конечно, нельзя печататься… И в «Известиях» нельзя – ведь оттуда уволена Бакушинская, омывшая вином Максима Соколова, а Соколов не уволен, хотя он обозвал Бакушинскую так, что, воля ваша, уж никак нельзя было не омыть.
Кстати, ведь и портал «Грани.Ру» создавался никак не на личные средства Мильштейна, а, насколько мне известно, при участии столь аполитичного человека, как Борис Березовский. И теперь, ежели следовать этой логике, Мильштейн своей блестящей аналитикой набавляет ему очки. Или убавляет, это уж кому как кажется. Про «Новую газету» и не говорю: вами может воспользоваться банкир Лебедев, тоже человек не без политических амбиций. А Венедиктовым и Шендеровичем для легитимизации пользуется «Газпром». Не станете же вы утверждать, что «Газпром» вне политики? Напротив, по большому счету он и есть единственная политическая партия, а остальные – не более чем ширмы, крем на торте…

Может быть, можно сотрудничать в чужих партийных или беспартийных СМИ, делая при этом приличные издания? Но тут-то и происходит аттракцион неслыханной щедрости: именно такая позиция представляется Илье Мильштейну верхом цинизма.
Ему жаль Сергея Миронова – его доверчивости и, главное, его денег. «Это даже не цинизм. Это тоже своего рода отчаянье, невидимые миру грезы о кормушке, из которой не стыдно будет хлебать. Моление о нише. Так сказать, исторический оптимизм в современных условиях. Гордый взор динамщицы: денег возьму, а писать пойду в другое место. Тем более, что жена зарабатывает». Действительно ужас: «Смеются над Мироновым, попиливая его бабло».

Ах, Сергей Михалыч, Сергей Михалыч! С кем вы связались? Ваше кровью и потом заработанное бабло будут попиливать люди без чести и совести, динамщицы, бывшие консерватофашисты! Неужели вы не нашли своему баблу лучшего применения?! Столько чистых, незапятнанных… Взять Илью Мильштейна, написавшего год назад – совершенно бесплатно, ни секунды не сомневаюсь! – восторженную книгу «Оранжевая принцесса» о славном пути Юлии Тимошенко. Но ведь вполне искренне, вполне! О страшном выживании честной и благородной защитницы свобод, киевской Жанны, так сказать, Дарко, в мире грязных и бессовестных мужчин! И объект исключительно достойный, и автор с безупречной репутацией, а уж па-фо-су!

Господи, так что же делать? Писать заказные тексты за счет владельца нельзя, потому что это будет продажность. Писать честные тексты за счет владельца запрещено, потому что это будет цинизм. Самому накопить на персональное СМИ пока не получается, даже если приплюсовать все заработки жены. Что делать журналисту?

А ничего ему не делать. Валить из этого нужника, чтобы ничего тут не осталось. Да и в самом деле, зачем тут за что-либо браться, если сначала тебя облают купленные выкормыши Кремля, а потом неподкупные единомышленники Березовского, барды оранжевой вольности и ее майданных светочей?

Коллизия эта, что самое обидное, не нова. В продажности на Руси искони упрекают любого, кто пытается что-нибудь делать в рамках существующего кровавого режима (а другого, почитай, и не бывает). Началось с солнца нашего Пушкина, которому пришлось, надо признаться, довольно жалобно оправдываться – «Нет, я не льстец, когда царю» и все такое. Особенно грозно обличал его (в дневнике) близкий друг Вяземский, сам камергер, а впоследствии ярый придворный реакционер. Типа мне-то можно, но ты-то, солнце, куда лезешь?!

Поскольку хорошо зарабатывающая жена давеча издала огромный том о Чуковском (Михаил Золотоносов изящно назвал его «толстым, как Дмитрий Быков», хотя в Быкове все-таки не 990 страниц), у меня на памяти коллизия с тем же Чуковским, которого дружно упрекали в продажности: баронесса Ватсон, старуха, как-то спросила его в Доме искусств: «Ну, как вам ВАШИ большевики?!». Чуковский, измученный круглосуточными лекциями, заорал на старуху: «Сволочь!» – и она же через месяц перед ним извинилась; но где ж теперь найдешь такую совестливую баронессу…
А разве русская эмиграция не упрекала в продажности всех вернувшихся или неуехавших, которые худо-бедно лепили тут при большевиках кое-какую культуру, делая жизнь хоть полуприемлемой для того большинства, которое и уехать никуда особенно не могло? А разве в восьмидесятые-девяностые годы (которые я так люблю пнуть, по версии Мильштейна, – «за это и ценят») мы не насмотрелись вдосталь того же самого – когда эмигранты семидесятых начали наезжать на бывшую Родину и высокомерно поучать оставшихся?
Вы остались, вы приняли ответственность за все мерзости режима, а мы уехали – разумеется, за свободой! Вы – «серая сотня»: так обзывали тогда оставшихся питерских поэтов, смевших печататься при антихристовой власти! И плевать было обвинителям, что благодаря этим печатавшимся поэтам как раз и выросло, и сформировалось тут несколько приличных поколений.
Нельзя было позволять режиму набирать очки за свой счет! И Трифонов приспосабливался, и Окуджава смирялся… А в шоколаде на фоне униженных и оскорбленных оказывался какой-нибудь шакал Табаки. Хорошо помню эти полемики – наблюдал. Правы оказались люди, ничего толком не умевшие. А умевшие, еле выживавшие в бытовом и цензурном гнете, с трудом пробивавшие в печать живую строку, – не смели глаз поднять.

Ни секунды не сомневаюсь, что когда падет вместе с ценой на нефть кровавый режим Путина, и на канал НТВ триумфально вернется уникальный журналистский коллектив, а питерские, напротив, утекут в любимую Германию, оставив каяться кого-нибудь одного, заранее назначенного (не исключаю, что это будет именно Сергей Миронов – по причине наиболее человеческого лица и спонтанных реакций), – эмигранты четвертой волны обязательно будут наезжать в Россию, снисходительно прощая либо яростно бичуя оставшихся.
И Илья Мильштейн расскажет в интервью возрожденной программе «Взгляд», как горек был эмигрантский хлеб, как мучительна ностальгия по московским кухням, какой болью отдавались в сердце предательство и деградация бывших друзей… Насовсем? Нет, насовсем сюда не собираюсь. Понимаете, полжизни прошло там… и как-то врастаешь… и потом, никто здесь не может быть уверен, что это все не повторится…

Повторится, обязательно повторится. Шестой век повторяется – с чего бы циклу прерываться?

Честно говоря, я действительно не убежден, что в России имеет смысл что-нибудь делать. Всю жизнь выслушиваешь упреки: кто благородно ленится, с мучительным усилием выдает по строчке в год, тужится над каждым словом – еще может сойти за гения, но Господь не приведи уметь чуть больше, чем требуется. Как вам не стыдно писать стихи в газету – ведь вы проституируете Музу!
Как вам не стыдно печататься в прозападном «Огоньке», профашистском «Консерваторе», желтеющем «Собеседнике», скандальной «Столице», истеричной «Новой», нужное подчеркнуть, далее везде!
Как вам, писателю, не стыдно вести бульварное «Времечко» на ужасном телеканале, принадлежащем, между прочим, Юрию Лужкову, которого вы столько ругали!
Как не стыдно фотографироваться рядом с Путиным на парижской выставке! Как вы можете запускать журнал для партии Сергея Миронова, этой путинской марионетки! Упреки эти понятны и предсказуемы, для них не нужно ни ума, ни изобретательности. Тут штука в упрекающих – каковы их мотивы?

Ну, с эмигрантами понятно: они компенсируют травму отъезда, им надо, чтобы здесь без них все было невыносимо. Раз их нет – пусть ничего и не будет. Вон Мильштейну и «The New Times» не нравится – даром, что это издание критикует власть куда резче, а главное – доказательнее, чем все насквозь предсказуемые и неотличимые авторы «Граней». Но ведь они здесь, а может ли что хорошее быть в этом Назарете?!
Ладно, с эмигрантами в самом деле все ясно. Но со здешними-то как быть? В чем их мотив? Очевидно, им действительно очень неприятен вид человека, который что-то умеет. И упреки в адрес любого, кто хоть что-нибудь тут пытается сдвинуть с мертвой точки, – не что иное, как оправдание собственной неспособности ни к чему. Ведь в России главное – пресловутая отрицательная селекция. Система ценностей, при которой работающий всегда виноват, а лентяй прав; при которой оставшийся – идиот или предатель, а уехавший – умница. Пусть бы все приличные уехали, окончательно отдав Отечество на откуп неприличным, – попируем!

Всю жизнь я только и делаю, что прошу разрешить мне работать. Всего-то! Нефтью не торгую, недвижимостью не спекулирую, в политику не хожу, во власть не стремлюсь, даже в родных газетах никогда не лез на руководящие должности, ограничиваясь так называемым креативным редакторством, то есть придумыванием командировок и тем. Все как у моего любимого Игоря Юркова (1902-1929), чью книгу я издал в 2003 году:

…Давно уже просит сердце
Труда, спокойствия и мирной жизни,
И чистой совести, чтоб мы могли творить
Так, как должны и не умеем.
Упрямо день за днем спокойного труда,
Чтоб воплотить все сущее на свете,
Чтоб, труд окончив, позабыть о нем,
И встретить друга и жену с улыбкой,
Мы просим, чтобы дали нам трудиться.
(1926)

Я люблю работать, ничего не поделаешь, я умею делать интересную газету, ездить в командировки, писать репортажи, делать интервью, вести полемику, помогать тем, кому надо помочь, и хамить тем, кто забывается. Мне нравится стихия живой газетной работы.
Мои условия к работодателю очень просты: он не должен быть убийцей, а также поддерживать тех или иных погромщиков. Как мои учителя Синявский и Аннинский, я готов печататься у Проханова и дискутировать с ним. Мне действительно не очень важно сегодня, сколько будет платить Миронов (пока не заплатил ничего, и источник финансирования «Русской жизни» для меня абсолютно темен).
И я отлично понимаю, что «Русская жизнь» просуществует недолго, что имиджа моего она не улучшит, а я ее имиджа не спасу тем более. Полгода или год поработаю в таком издании, которое мне представляется правильно организованным, в компании симпатичных мне людей, – и ладно, и спасибочки, и продолжим писать в другие места, а станет некуда писать – пойдем, как уже обещали, преподавать в школу. А правы всегда будут эмигранты. Это нормально.

Главное-то ведь в чем? Главное, что останется от России в истории, – это то, что в ней удалось сделать, вопреки всему. Та самая культура, которую творили остающиеся. Та самая среда, которая существовала вопреки. Те самые люди, которые тут работали и жили, – хотя ни жить, ни работать тут нельзя по определению, потому что каждый шаг есть компромисс, и предательство, и сотрудничество с оккупационным режимом. Можно даже расширить понятие России на всю Землю, я уже писал об этом: правы только те, кто умерли. Их уже ни в чем не обвинишь.

Жду тебя, Илюша, лет через двадцать на белом коне. Не забудь тогда рассказать молодежи, как пытался в 2007 году пристыдить меня, недостойного. Тебе зачтется.

 Отправлено: 07.04.07 11:18. Заголовок: ГРАНИ//Себя спаси, и Россия спасется.

Лаокоон, разрывающий кураторов

Эк тебя разобрало, Дима.
Вспомнил, кто где живет. Приобщил несчастных читателей к нашим с тобой спорам четырнадцатилетней давности. Приписал мне какие-то дикие взгляды на Россию, которых у меня отродясь не было.
Мало того что приплел к нашей полемике Шендеровича с Венедиктовым и Тимошенко с Березовским, так еще и тени Пушкина с Вяземским потревожил.
Пропиарил книгу своей жены о Корнее Чуковском (хорошую, кстати, книгу, а твоя о Пастернаке - просто блеск, давно хотел сказать, вот все повода не находилось).
Сочинил беглый портрет российской эмиграции - со времен стародавних до наших дней. Вступился за Трифонова и Окуджаву. От кого ты их защищаешь? От меня?


Ты поглупел от злости, дорогой Дима. Чувство это вполне понятное. Так бывает, когда человеку говорят правду, и он знает, что это правда, и его колотит от сознания ложного положения, в которое сам себя поставил. Когда он совершает глупость, ему рассказывают об этой глупости и он от ярости глупеет еще больше. Когда нечего возразить и полемика ведется по принципу "сам еврей".

На самом деле ты ведь все понял. Я не обвинял тебя в продажности: какая уж там продажность, когда ты клянешься клятвой юного пионера взять у Миронова бабло и сочинять исключительно вольнолюбивую лирику. Я сожалел о пошлости твоего литературного и человеческого поведения.

Ты ведь не дитя, которому надо объяснять очевидные вещи. Втолковывать, что из себя представляет "Справедливая Россия" и ее, мягко выражаясь, руководитель. Разжевывать, для чего у нас создаются журналы в предвыборную эпоху и с какой целью туда приглашают очередной уникальный творческий коллектив. Ты давно уже не маленький, ты уже вон какой большой.
Многотомный ты наш.

В том и глупость, и пошлость. Соглашаясь поучаствовать в распиле бюджетных денег, ты устраиваешь дикий гвалт, в ходе которого рассказываешь обалдевшей общественности о том, какой ты честный и сколь презираемы тобой и Миронов, и Путин, и Кремль.
Ну ей-богу, лучше б взял деньги и молчал.
А то создается впечатление, что ты страшнее их всех - кровавых чекистов и придурковатых спасителей выхухоли. Возникает ложное ощущение, что российская творческая интеллигенция ужасней российской власти.
Та хоть кушает свою нефть и сограждан, не отвлекаясь на морализаторство и крики о своей неподкупности. Кушает и никого не слушает. А ты, приобщаясь к кормушке, громко уверяшь нас в том, что ничего постыдного тут нет. И это самое постыдное.

Только не надо про трудолюбие: есть блуд труда, и он у нас в крови. И про Россию, которую ты спасаешь своим творчеством, - тоже не надо. Я слишком давно знаю тебя, чтобы поверить.
Подоплека тут, к сожалению, иная, и это общеизвестно: твое непомерное, дикое, почти не встречающееся в живой природе тщеславие.
Стремление мелькать на всех телеэкранах, вещать из всех радиоточек, быть женихом на всех свадьбах и покойником на всех похоронах.
Светиться как солнце незакатное поэзии русской. Каждодневно производить свои речекряки. Сперва сказать, потом подумать о сказанном.

Правда, в "деле" мироновского РЖ произошел тот редкий случай, когда ты подумал заранее. Получилось, однако, еще хуже. Оправдания выглядят еще более скверно, нежели само участие в пиаре "Справедливой России".
А угрозы грядущим "кураторам" - это просто курам на смех. Лаокоон, разрывающий кураторов...

Пожалей их, Дима, тоже ведь люди и тоже на службе.

Поверь, мне грустно все это писать. Тем более грустно доказывать очевидные вещи человеку, который никак не глупее меня, когда не шалеет от злости, и все понимает не хуже.
Ты не Пушкин, да и я, как ни жаль, не князь Петр Андреич, и споры наши сильно отличаются от их дискуссий, нечего и сравнивать.
Время, знаешь ли, другое. Собственно, о том я и писал в первом своем тексте, когда размышлял об историческом оптимизме в современных условиях.
В том, Дима, и оптимизм, чтобы не лезть в дерьмо, тем более не плескаться в нем, оправдываясь подлостью эпохи или неистребимым желанием "делать дело".
Или Россию спасать.
Себя спаси, и Россия спасется.

Напоследок совет и и просьба.
Во-первых, пиши покороче. Ибо есть риск, что твои драгоценные мысли потонут в болоте никчемных слов.
Во-вторых, когда полемизируешь, не передергивай. Где ты вычитал, что я кого-то куда-то зову за собой или считаю себя неким эталоном? Это брехня, к себе я отношусь без малейшего пиетета, друг Дима. И с чего ты взял, будто "Мильштейну и The New Times не нравится", когда я русским языком пишу совершенно о другом: об убитых архивах нашего старого "Нового времени", никак не оценивая шакировский журнал. И что за белый конь тебе пригрезился, на котором я въезжаю в Москву? Склонности к самолюбованию у меня нет, зовут меня не Сим Симыч Карнавалов, а в столицу нашей Родины я патриотично прилетаю самолетом "Аэрофлота"
.
Илья Мильштейн 02.04.2007 11:15